...трава да камни... Милый Телемак,
все острова похожи друг на друга,
когда так долго странствуешь; и мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух.
Не помню я, чем кончилась война,
и сколько лет тебе сейчас, не помню...
«Одиссей Телемаку» (И.Б.)

ОСАКА

Многие люди, когда им нужно сосредоточиться и ничего не забыть, составляют списки. Можно сказать, я занят тем же самым. Не вижу в этом ничего предосудительного.

Когда мне нужно о чем-то подумать и принять решение, я пишу.

Пишу красным - на белом.

Любая белая поверхность пленяет меня. Завораживает своей чистотой, хрупкостью нетронутой целостности, которую так легко нарушить. Свежевыпавший снег на равнине, лист бумаги, фарфор, человеческая кожа, - все они одинаково прекрасны.

Правда, белизна слишком уязвима. Одна точка, одна отметина - и все. Равновесие утрачено безвозвратно.

Но зато... взамен может прийти понимание.

* * *

Женщина выходит из душа и останавливается посреди комнаты, растерянно ища меня взглядом. Белое махровое полотенце на бедрах. Рыжие волосы до плеч. Капельки воды на матовой коже.

Я смотрю, как они испаряются.

Мне она нужна совершенно сухой.

Смотрит. Улыбается призывно.

- Ну, чего ты ждешь? Иди ко мне!

Хорошая фигура. Плоский живот, узкие бедра, маленькая грудь. Вообще-то, я не люблю женскую плоть: она мне кажется слишком мягкой. Но эта - ничего. Подойдет. Мне нравится, что у нее совсем нет волосков на коже, никаких шрамов и мало родинок. И никакого загара. Я ненавижу загар.

С улыбкой подхожу ближе, протягиваю стакан:

- За нашу встречу!

Берет мартини, тянется меня поцеловать. Отступаю и салютую ей бокалом:

- Сперва выпей.

Улыбается. Пьет. Делает шаг ко мне.

- Какой же ты красивый... Разденешься?

Фторотан растворяется в пропорции 1:400. Ощутить его на вкус невозможно.

Я снимаю пиджак.

- Ты думаешь, это необходимо?

- А разве нет?

Она подходит ближе, приникает ко мне всем телом, жмурится в предвкушении...

Если дозировка верна, наркотик подействует в течение трех минут.

- Не закрывай глаза!

- А?

- Я говорю: не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты на меня смотрела.

Улыбается. Прижимается к моему рту влажными губами.

Две минуты сорок секунд.

Целуемся.

Я веду обратный отсчет про себя, прислушиваясь к ее дыханию. Сперва участившееся от возбуждения, оно понемногу замедляется.

- Не закрывай глаза, я сказал! - В такой момент главное проявить жесткость.

Взгляд уже слегка расфокусирован, зрачки расширены. Хорошо.

Одна минута пятнадцать.

Мы целуемся опять.

Я ненавижу поцелуи. Ненавижу ощущение чужого языка у себя во рту. Ненавижу эту настырность, скользкую бесцеремонность отростка чужой плоти. Ненавижу вкус чужой слюны.

Сорок пять секунд.

Она понемногу начинает обмякать, виснет у меня на плечах. Я поддерживаю ее за поясницу.

- Смотри на меня!

- А...

- Смотри. На. Меня.

- Что... со мной... такое?.. Голова...

Я глажу ее по щеке.

- Ничего. Это действует фторотан.

- Что?!..

Терпеливым тоном преподавателя на лекции поясняю:

- Фторотан. Химическое наименование 1,1,1,-трифтор-2-хлор-2-бромэтан. Вдвое сильнее хлороформа, и в семь раз - эфира. Отключает сознание, затем наступает наркоз без периода возбуждения, с миорелаксацией и угнетением спинномозговых рефлексов...

На середине она засыпает. Интересно, это подействовал наркотик, или мой голос?..

Не имеет значения. Главное, что глаза остались открыты.

* * *

Я не люблю убивать.

Это очень важно. И если бы был кто-то, имеющий право требовать от меня отчета... и если бы я снизошел до объяснений... я бы именно так и сказал.

Я не люблю убивать. Я делаю это только по необходимости.

Когда мне нужно что-то получить. Или - подумать и принять решение.

Другие люди для этого составляют списки. Чертят на бумаге бессмысленные схемы. Малюют рожицы или геометрические узоры.

Не вижу никакой разницы.

Я не люблю убивать, и если бы можно было без этого обойтись - я бы этого не делал. И я никогда не причиняю боли без нужды.

* * *

Вид белоснежного тела на кушетке вызывает чувство предвкушения и одновременно - страх. Содрогание творца перед чистым холстом... Можно ли уподобить скальпель - кисти?

Я подхватываю безвольно свисающую руку, щупаю запястье. Пульс слабый, нитевидный. Если не подать сейчас газообразную смесь фторотана с закисью азота, моя муза начнет выходить из-под наркоза минут через пятнадцать. У меня имеется все необходимое, но сегодня в специальной аппаратуре нет нужды. Через пятнадцать минут это тело уже само не захочет просыпаться.

Я перенес ее в свою «комнату для медитаций», - было бы неприятно запачкать ковер или обивку в гостиной. Здесь белоснежный кафель сияет мириадами отражений флуоресцентных ламп. Мертвенный бестеневой свет.

Когда я поднимаю скальпель, мое лицо на миг отражается в нем. Белые волосы. Губы, такие же узкие, как это лезвие у меня в руке. Я слегка поворачиваю его, чтобы поймать отражение глаз...

Хорошо.

Теперь я спокоен. Можно начинать.

Ее рука лежит в моей ладони так нежно, так доверчиво... Я прослеживаю взглядом бег синих жилок, выделяющиеся костяшки...

Да...

Три надреза, почти молниеносно. По тыльной стороне кисти, от запястья до места соединения пальцев. Неглубокие. Я лишь надсекаю кожу. Белая рука становится похожа на диковинный, готовый раскрыться бутон с проглядывающими алыми лепестками.

Полоски крови набухают медленно, вздуваясь темно-красными рубчиками...

Я роняю ее руку, и кровь начинает течь, паутиной опутывая пальцы.

...Кто она была, эта девушка? Я познакомился с ней в баре. Там всегда полно народа, никто ни на кого не смотрит, никто не запоминает лиц. Американцы, европейцы... так похожи друг на друга... Они приходят и уходят, - тасуется потрепанная пестрая колода. Кто заметит, если из нее вытащить одну карту?..

Все эти гайдзины одинаковы. Молодые, хипповатые, с вечными рюкзаками за спиной, с запахом травки в волосах и блуждающим взглядом. Бесцельность своего существования возводящие в культ, бессмысленность - в основание.

Ибица, Пакистан, Гоа, Непал, Япония - их обычный маршрут в поисках просветления.

Если пропадает один из них, можно считать, что он во плоти вознесся на небо. Что ж, эта легенда ничем не хуже любой другой.

Я симметрично надрезаю вторую руку. Под первой - уже красная лужица. Рука отражается в ней, но капли, падающие с мерным, глухим стуком, гонят прочь белую тень.

...Как быть с людьми, которые следят за мной уже третью неделю?..

Да, настало время подумать об этом.

Взмах скальпеля... На предплечье вспухают еще три алых рубца.

Мне нравится, когда кровь струится по рукам так тонко, - словно одевает их в красные кружевные перчатки.

Обхожу кушетку с другой стороны. Для правильных мыслей особенно важна полная симметрия действий...

Я не знаю, кто эти люди. Не полиция. Для этого они слишком скрытны. И слишком настырны. Они наблюдают исподтишка, - но так, что я постоянно чувствую их присутствие. Я знаю: им что-то нужно от меня.

Но что?..

Я начинаю делать надрезы меж ребер.

Здесь уже можно входить поглубже. Скальпель рассекает не только кожу, но и мышечную ткань. Местами проглядывает белизна кости. Стоит двинуться чуть дальше - и можно добраться до пузырящихся черных дрожащих легочных сгустков...

Но торопиться нельзя.

Кровь стекает на пол с обеих сторон, я уже не могу избегать ее, ступаю по лужам и оставляю красные следы. На одежду пока ничего не попало, - я не задел артерии, откуда кровь могла бы хлестнуть фонтаном, - но туфли загублены безвозвратно.

Новые кожаные мокасины от Хельмута Лэнга... Впрочем, они мне все равно никогда не нравились.

Моя жертва бледна уже до синевы. В раскрытых глазах - застывшая мечтательная задумчивость, и ни тени боли. Жизнь покидает свое временное пристанище медленно и без страданий. Как я и обещал.

Время, отведенное на действие наркотика, истекло, но потеря крови настолько велика, что это уже не имеет значения. Даже если бы сюда сейчас ворвалась бригада реаниматологов, сомневаюсь, что они сумели бы хоть чем-то помочь.

...Проклятье, неужели все-таки придется бежать из города? Я вполне обжился в Осаке, чувствовал себя здесь так хорошо... Похоже, я просто обречен на скитания, - вечно гонимый двойник Агасфера... Но если иудей еще хоть поплатился за дело - то меня за что так наказывает судьба?!

Глядя, как стекает на пол кровь, я думаю о своих преследователях, перебирая в памяти все, что мне о них известно, и пытаюсь определить наилучший способ, как провести эту партию.

И только поймав себя на том, что мысленно уже составляю список вещей, которые необходимо взять в поездку (такие прозаичные раздумья я обычно оставляю напоследок: икры и бедра - моя самая нелюбимая часть), - я понимаю, что все давно для себя решил. Пусть побегают за мной немного. Посмотрим, насколько они умны... и насколько сильно я им нужен...

Значит, решено! Можно заканчивать.

Вот только - что-то по-прежнему тревожит меня.

Что-то не связанное с этой слежкой.

Что-то... другое.

И внезапно, прежде чем мысль успевает удержать руку...

Резкий замах... сильный, злой удар... и скальпель втыкается в беззащитно открытую женскую шею. Глубоко, по самую рукоять. От крови ладонь мгновенно становится скользкой и липкой. Я растерянно вытираю ее о рубашку.

Что на меня нашло?

Нервы?..

От внезапного выброса адреналина меня всего трясет и внезапно становится холодно. Неверными руками хватаюсь за край кушетки.

Что со мной?

Вдыхаю поглубже. Раз. Другой... Острый, металлический запах крови. И во рту - тоже вкус крови. И перед глазами - круги.

Я не хотел - вот так. Не понимаю, откуда взялась во мне эта ярость. Я был спокоен... совершенно спокоен...

Но только не сейчас.

Я смотрю на окровавленное тело, с кожей, изрезанной в алые лоскуты. За вторым бокалом пива в баре она доверительно призналась, что приехала в Японию, чтобы «стать другим человеком». Почему-то для нее это было очень важно... Что ж, трудно отрицать, что она и впрямь... изменилась.

Только глаза - такие же пустые и бессмысленные, как при жизни. И тусклые: пересохшая роговая оболочка больше почти не отражает свет.

Сняв окровавленную рубашку, я накрываю мертвое лицо и иду в душ.

Только в дверях вспоминаю, что оставил флэшку в нагрудном кармане.

Не возвращаюсь: это ни к чему. Я все равно не буду перечитывать письмо, записанное там.

Но теперь я хотя бы знаю причину своей злости.

* * *

Хлесткие горячие струи воды бьют по коже, кусают рассерженными осами, и я чувствую, что понемногу согреваюсь. Душ сейчас - это именно то, что нужно. Мысленно планирую, что еще нужно успеть сделать перед выходом из дома.

...И никаких мыслей о письме О-сэй, оставшемся на флэш-карте, в кармане рубашки, на окровавленном трупе, в комнате, куда я больше никогда не войду.

Выхожу из душа и, не вытираясь, встаю почти вплотную к высокому зеркалу. Вода капает с налипших на щеки прядей, стекает по груди, по животу, тонкими ручейками устремляясь к паху. Глаза в глаза с собственным отражением - таким белым, таким неподвижным, - начинаю мастурбировать. Суженные зрачки - точки, проколотые черной иглой... Смотрю, всматриваюсь, не моргая, не отрываясь, почти не замечая того, что делает там, внизу, моя правая рука.

В последнее время я
Сплю среди бела дня.
Видимо смерть моя...

Люблю мастурбировать под эти стихи...

Ритм! Они задают хороший ритм...

Испытывает меня...

Рука ускоряет движение.

Поднося, хоть дышу,
Зеркало мне ко рту...

Чередование ударных и безударных слогов...

Усиление... нажим... расслабление...

Как я переношу...

Анакруза... цезура... и, наконец - рифма...

Небытие на свету...

Жар и холод попеременными волнами прокатываются по коже. В паху нарастает напряжение, как будто меня насквозь проткнула раскаленная проволока.

И - рвется наконец...

Освобождение.

Сперма выстреливает в зеркало.

Еще несколько мгновений задыхающейся неподвижности...

Я снимаю указательным пальцем последнюю капельку с головки члена, задумчиво вытираю ее о губы своего отражения. Целую мутное пятнышко. Отворачиваюсь.

Все, можно уходить.

Осталось сделать совсем немного...

* * *

Не беру с собой почти ничего из одежды. В Токио будет повод обновить гардероб. Удивительно, как мало места занимают действительно необходимые вещи... На заднее сиденье «лексуса» я забрасываю лишь одну сумку, которую в самолете даже не потребуют сдавать в багаж.

Газ в квартире открыт на полную. К тому времени, как его концентрация достигнет критического предела, свеча еще будет гореть. Можно, конечно, остаться и понаблюдать издалека, но я не слишком любопытен, к тому же мне до смерти хочется спать.

...И только сейчас я вдруг понимаю, что на эту ночь оставил себя без крыши над головой.

Застываю в нерешительности... Гостиница?

Нет. Не хочу оставлять слишком явных следов.

Тогда - куда же податься?

Удивительная непредусмотрительность... совсем не в моем духе.

Час ночи. Фонари освещают пустынную улицу. Бьет по глазам неоновая вывеска круглосуточной аптеки. Но чем там могут мне помочь?.. Завожу мотор и еду наугад, не обращая внимания на сигналы светофоров. Двигатель урчит негромко, успокаивающе, в салоне кабриолета пахнет кожей, пластиком и дорожной пылью. На очередном перекрестке сворачиваю наугад, повинуясь стрелке указателя, случайно зацепившей взгляд.

Лишь проехав еще метров двести, понимаю: это был выезд на автостраду, ведущую в Киото.

Мелькает мысль развернуться. В Киото мне абсолютно нечего делать!

Но, с другой стороны... А почему бы и нет? По крайней мере, через час я буду уже в постели. Это все, что меня интересует на данный момент.

Да... и заодно, можно будет спросить у О-сэй: с чего вдруг она так растревожилась за своего хозяина, что ей вздумалось звать на помощь - меня?

Меня... Последнего человека на свете, кто мог бы чем-то помочь Ории Мибу.